Это было настолько ужасно, что просто не укладывалось в голове. Не здесь, не сейчас, не с этими людьми – потому что такое стечение обстоятельство просто за гранью добра, зла, возможностей, невозможностей и прочего.
Подлее судьба и не могла сложиться. Ту – 154 президента Польши 10 апреля разбился неподалеку от Катыни. Пульсирующая рана «Катынь» вновь была встревожена с новой силой, в обоих странах.
И вот теперь МАК опубликовал полный отчет о причинах авиакатастрофы. Эти результаты понравились не всем – как в Польше, так и в России. Тема крушения ТУ 154, борта № 1 президента Польши вновь стала самой обсуждаемей, затмив на время в польских СМИ все остальные вопросы.
Не ставя перед собой задачу анализировать сам доклад и его выводы (это уже было сделано, в том числе и в «МК»), здесь мы постараемся выяснить, что думают поляки и о самой авиакатастрофе, и о докладе МАК**. И логичнее всего узнать это у них самих.
Справка "МК"
<p>Катынь – Катынский расстрел (польск. zbrodnia katyсska – «катынское преступление») – массовые казни польских граждан (в основном пленных офицеров польской армии), осуществленные весной 1940 года сотрудниками НКВД СССР. Как свидетельствуют опубликованные в 1992 году документы, расстрелы производились по решению тройки НКВД СССР в соответствии с постановлением Политбюро ЦК ВКП(б) от 5 марта 1940 года. Согласно обнародованным архивным документам, всего было расстреляно около 22 000 польских пленных.</p>Впервые о нахождении массовых захоронений в Катынском лесу заявили в 1943 году представители Третьего рейха, оккупировавшего эти территории в ходе наступления на СССР. Созванная Германией международная комиссия провела экспертизу и заключила, что расстрелы произведены НКВД весной 1940 года. В свою очередь, Советский Союз отрицал свою причастность к происшедшему.
После освобождения Смоленска советскими войсками была создана комиссия Николая Бурденко, которая, проведя собственное расследование, заключила, что польские граждане были расстреляны в Катыни в 1941 году немецкими оккупационными войсками. Это заключение стало официальной точкой зрения в СССР и странах Варшавского договора до 1990 года, когда руководство СССР официально признало ответственность НКВД.
Завершившееся в 2004 году расследование Главной военной прокуратуры России подтвердило вынесение «тройкой НКВД» смертных приговоров 14 542 польским военнопленным по обвинению в совершении государственных преступлений и достоверно установила смерть 1803 человек и личность 22 из них.
Тема Катынского расстрела длительное время осложняла польско-российские отношения и продолжает оставаться актуальной в настоящее время.
26 ноября 2010 Госдума России, приняла заявление «О Катынской трагедии и ее жертвах», в котором признает массовый расстрел польских граждан в Катыни преступлением сталинского режима.
Справка "МК"
<p>МАК – Межгосуда́рственный авиацио́нный комите́т – учрежден на основании подписанного 30.12.1991 межправительственного «Соглашения о гражданской авиации и об использовании воздушного пространства» (Соглашение). Данным Соглашением МАК определен исполнительным органом 12 государств бывшего Союза ССР по делегированным государствами функциям и полномочиям в области гражданской авиации и использования воздушного пространства.</p>Участниками Соглашения к настоящему времени являются Азербайджанская Республика, Республика Армения, Республика Беларусь, Грузия, Республика Казахстан, Кыргызская Республика, Республика Молдова, Российская Федерация, Республика Таджикистан, Туркменистан, Республика Узбекистан и Украина.
Трагедия прошлого
Не случайно эта статья начинается со справки о Катыни. Несмотря на то, что именно Рязань – особый город в истории российско-польских отношений, наши граждане в большинстве своем не особенно осведомлены в этих вопросах.
Именно в Рязани установлен памятник советско-польского братства по оружию (поселок Приокский), стоит эта стелла уже 41 год. В рязанском гарнизонном госпитале во время войны проходили подготовку военные Войска Польского (польская армия, созданная Сталиным), о чем, кстати, написано на мемориальной табличке на стене госпиталя.
Через дорогу от единственного на весь бывший Союз десантного училища, которое, правда, теперь сменило свой статус из «училище-институт-университет» до банальной сержантской «учебки», стоит памятник «Дивизии Костюшко». И площадь Костюшко (теперь переименованная в площадь Маргелова) у нас тоже есть.
Но когда у студентов 4 курса журфака РГУ спрашиваешь – а знают ли они что-либо о Катыни или о дивизии Костюшко – в ответ делаются круглые пустые глаза.
Но страшно и удивительно даже не это – долгие годы правда об армиях Крайовой, Людовой и войске Польском скрывались. Страшно другое – спрашивая у этих же студентов о дате начала Второй мировой войны слышишь в ответ: «Не знаю». Или с претензией на осведомленность: «22 июня 1941». Приехали. По мнению наши журфаковцев, Вторая мировая началась с нападения Германии на СССР. Молотов с Риббентропом бы в гробах перевернулись.
О Катыни наши люди стали узнавать лишь недавно. Трагедия настолько ужасна, что не укладывается в голове. Некоторые из «патриотов» до сих пор утверждают, что пленных поляков расстреляли немцы. А извинившиеся за это преступление Горбачев и Ельцин – враги и врали. Что ж, по их версии наша Госдума сейчас тоже врет. Вместе с премьером Путиным и президентом Медведевым…
И вот совсем недавно, когда историческая правда наконец пробилась окончательно наружу и подтверждена на самом высоком уровне, на том же самом месте происходит еще одна трагедия. Кажется, что так просто не может, не должно быть!
Новая катастрофа
Польский президентский Ту-154 разбился утром 10 апреля 2010 года на подлете к аэродрому Смоленск-Северный. На борту находились 96 человек: 8 членов экипажа и 88 пассажиров – высокопоставленные чиновники правительства, в том числе президент страны Лех Качиньский, генералы, депутаты и священники. Польская делегация должна была принять участие в мемориальных мероприятиях, посвященных 70-летию расстрела польских офицеров в Катыни. Также в Смоленск летели члены организации «Катынские семьи» – дети и внуки расстрелянных военных.
… Поезд Москва-Варшава. «А они что думали? Боги? А нет! Вот и разбились. Слишком самонадеянные!» – подытожил наш разговор ехавший со мной в купе русский мужчина, перебравшийся на ПМЖ в Прагу и взявший в дорогу из еды только бутылку коньяка.
Я прекрасно помню тот день – сюжеты шли по всем телеканалам, став первой новостью дня, причем российские СМИ выдавали информацию с большой задержкой…
За несколько дней до этих событий я общался с поляками – как раз собирал информацию для продолжения статьи о Катыни, первая статья уже вышла к тому времени, с некоторым опозданием, на сайте бюро федеральных расследований (FLB).
Первое ощущение – «не верю». Ибо не укладывается в голове. После всего того, что произошло между Польшей и Россией. И опять в Катыни? И в такой день? И с этими людьми… не верю. Позвонил полякам, выразил соболезнования…
Естественно, что приехав в Варшаву, уже кажется на 10-й минуте моего визита, проезжая мимо королевского дворца, поддерживая разговор об истории Польши, дойдя до Второй мировой, тема уперлась в Катынь и в авиакатастрофу.
Эта же тема была и на первом ужине, куда был приглашен уже через несколько часов по приезду. Больная тема. Я приехал из России, я сейчас в Польше, с поляками. Теперь этот доклад МАК. Поговорим…
Пшемыслав Грушка, независимый польский журналист, родился в Варшаве, в районе Жолиборж, в 1972 году.
С конца 80-х годов, работал для разных изданий в Руанде, Афганистане, Югославии, Южной Осетии и в других странах, в которых происходили вооруженные конфликты. Со второй половины 2000-х его работа стала в большей степени связана с Россией. Писал для польских газет "Речьпосполита", "Дзеннек", "Выборча" и других.
Считает Россию великой страной, которой «часто не везет». Предвзятого отношения, в отличие от многих поляков, к русским не имеет. Во время визита Путина в Польшу 1 сентября 2009 года, посвященного 70-летию с начала Второй мировой войны, ожидал, как и многие журналисты, резких заявлений в адрес своей страны, но, как сам теперь говорит «рад, что ошибся», так как российский премьер вместо этого призвал пережить прошлое, вместе стремясь к взаимопониманию.
В настоящее время преподает уроки журналистского мастерства в разделе «репортаж» на журналистском факультете Варшавского госуниверситета, продолжая сотрудничать с рядом изданий.
Про военную историю Польши часто шуткой говорит: «Вот ведь страна – ни одной войны не выиграли». Считает, что нынешнее руководство Польши «не совсем серьезно относится к стране». Расстроен, что недавний скандал с министром транспорта Польши, связанный с перебоями в движении, не окончился его отставкой, как того требовала оппозиция. Хотя саму оппозицию в Польше считает явно слабой и «рассеянной».
Любит русскую литературу и поэзию. Говорит почти на всех славянских языках, а также на английском, немецком и французском. Отношение к русским СМИ, по его словам, «с надеждой».
Пшемыслав Грушка:
– Дима, я тебе говорил, чтоб ты лучше темой Катыни не занимался. С учетом последних событий – ничего для тебя хорошего из этого не выйдет.
– Пшемыслав, мы только что мимо дома Анжея Вайды проезжали? Ты же знаешь мою позицию…
– Тут очень много политики. В этой авиакатастрофе политики больше, чем аэродинамики. Конечно же, первая информация вызвала в Польше шок. Страна лишилась руководства и авторитетнейших людей страны. И опять в Катыни! Многие серьезно перепугались. Опасливое отношение к России, к сожалению, никуда не делось. Вы огромная, сильная, ядерная и непредсказуемая страна. ЕС и НАТО, конечно, помогут, но все же…
Естественно, первыми в Польше «пришли в себя» после катастрофы антироссийски настроенные люди. Они без какой либо информации уже утверждали, что эта катастрофа была подстроена русскими. Как говорил Геббельс, а он много говорил и в Польше – чем страшнее ложь, тем она быстрее будет принята.
Представить, что русские могли подстроить авиакастофу – это было очень ужасно. Фактически в первый-второй день Польша была похожа на ту Польшу, которая была в годы войны – люди есть, а есть ли страна? Сложное отношение к России, естественно, у многих вылилось в резкую агрессию и негатив – самолет-то разбился в России, и заводили на посадку его русские. Это было еще тогда, когда не было никакой информации.
– Что говорят поляки о причинах катастрофы?
– Мнений много. Надо начинать с самого начала – летчики этого авиаполка и вообще само подразделение. В Польше их называют сумасшедшими, ну или по-русски что-то вроде отчаянные, на грани. Среди них есть настоящие асы, но ведут они себя часто очень смело и даже можно сказать нагло. Исторически сложилось, что Польша и авиация – особые отношения. У нас любят самолеты и летчиков. Летчик в Польше – большой человек. И летчиками становятся только лучшие. К сожалению, только по профессиональным оценкам.
За некоторое время до катастрофы на аэродром Северный сел польский Як-40. Так вот – разрешения же на посадку ему не давали. Да, аэродром явно не Шереметьево, посвободнее. Но факт – посадку ему не давали. Они сели. Я понимаю, что ЯК-40 это почти «кукурузник» только поприличнее, но, тем не менее, – иностранный борт…
Дело в том, что вот эти странности – они прямо на каждом шагу, в атмосфере висели. Польские военные летели на траурные мероприятия в Катынь. Тот ЯК-40 просто не мог там не сесть. Этот борт был как бы разведывательный – с военными и службой безопасности.
Но им повезло – тумана такого еще не было. ИЛ – 76, которого послали на другой круг именно из-за этого ЯКа, сесть потом так и не смог – он уже заходил на полосу с выпущенными шасси, но туман к тому времени уже был настолько сильный, что пилот принял решение уходить на запасной аэродром, хотя ему тоже надо было сесть.
Но, к сожалению, польский пилот на ТУ-154 такого решения не принял. Ему ОЧЕНЬ надо было сесть. Тем не менее, споры в Польше не утихают. Кто виноват? Пилоты или наземные службы? У всех своя правда.
– Какая?
– Скажем так – МАК говорит о том, что условия для посадки были плохие. Практически их не было. Тем не менее, диспетчер разрешил пилоту сделать пробный заход на посадку – для принятия решения. Это каждый расценивает по-своему. С одной стороны говорят – диспетчер предупредил о плохой видимости и дал пилоту возможность самому в этом убедиться. Другие говорят – пилот, раз ему разрешили сделать пробный заход, понял это так, что возможность посадки все же есть. Ему сверху не видно – по какой высоте проходит туман. Он решил нырнуть ниже 100 метров – это еще нормальная высота, чтобы увидеть землю, либо убедиться, что облачность ниже и не производить посадку. Но там местность неровная, и лес. Это военный аэродром. Когда диспетчер запросил пилота, имеет ли тот опыт посадки на военные аэродромы, он имел в виду и это. Возможно, пилот расценил это как посадку на аэродром с минимальной электроникой для помощи при посадке, а не то, что у аэродрома короткая кромка вырубки перед полосой, овраги и лес.
Вот из-за этого тоже разногласия сторонников вины России с МАКом. Возможно, диспетчер должен был просто дать полное табу на посадку – раз такие условия. Он же дал пилоту шанс – тот не мог им не воспользоваться. Опять же – самолет оказался в стороне от полосы. Кто виноват? Пилот или диспетчер?
– Это кажется неочевидным? Но тогда это уже вопросы скорее психологии поведения?
– Тут политика на первом месте. Что получилось еще – МАК надавил на то, что, мол, пилоты были под психологическим давлением, генерал в кабине стоял – видимо «рекомендовал» таки приземлиться в Смоленске, иначе президент Качинский и остальные не успели бы на мероприятие в Катынь. Уйди самолет в Витебск, Минск или Тверь – люди с этого борта в нужное время в Катыни бы не были. Да и как бы это выглядело? Летели в Катынь на место гибели цвета довоенной Польши, а прилетели куда? И опять же – пришлось бы много взаимодействовать с русскими, а среди находившихся на борту, учитывая обстоятельства, возможно, были бы и те, кто был бы от этого очень не в восторге. Они лучше назад бы в Польшу полетели, чем к русским. Тот же Качинский.
И началась эта «война психологических воздействий». В ответ на отчет МАК польская комиссия выдала заключение, что наоборот, диспетчеры Северного были под психологическим давлением со стороны руководства – им надо было во что бы то ни было посадить этот самолет. В распечатках там видно, что оцепление по аэродрому гоняли. Значит – готовились к приему.
– Как в Польше восприняли большое количество мата в разговорах диспетчеров?
– Нормально. Те кто не молод – этот «специальный» русский у нас знают. А вообще из разговоров диспетчеров все же видно, что они нервничают и очень не рады тому, что и кто к ним летит. И они рады бы его перенаправить. Вот почему не настояли – вопрос. Возможно, тоже получили команду, что-то типа, как у вас обычно – «принять меры».
– Изменилось ли вообще отношение простых поляков к России, к русским после этого всего – катастрофа, доклад МАК?
– Нет. Как ненавидели, так и продолжают (смеется). Понимаешь, дело ведь не только в людях. Польше не за что так уж сильно любить Россию. Но не любить русских они не могут. Нас много связывает, к счастью, не только войны. Мы славяне, у нас языки похожи. А русский, по мне так намного красивей и шире.
В отношении того борта № 1 много вопросов и у поляков к полякам. Например – кто вообще додумался сажать все руководство страны в один самолет? У вас поговорка такая есть про яйца и корзину. Это же опасно! Но ответ тут у всех один – это же поляки…
Еще странно – самолет с президентом намного опоздал с вылетом. Если бы они вылетели вовремя – возможно, они бы сели. А такой большой по времени разрыв между разведкой ЯК-40 и бортом № 1 – в нем нет смысла.
Могу еще сказать, что на самом деле многие поляки думают, что это недостаточный профессионализм обеих сторон. И российского военного аэродрома и польских пилотов.
Одним нельзя было допускать посадки, даже пробы посадки при таких условиях, другим – пробовать такую посадку. Кто из них больше виноват? Думаю – все.
Что до Качинского, разговоры о том, что его «убрали» перед выборами – чушь. Он не стал бы второй раз президентом. Туск уверенно лидировал. И если бы не эта катастрофа – он победил бы на выборах Качинского. Из-за этой трагедии все резко изменилось. Брат Качинского пошел на выборы. Но даже из уважения и сострадания к трагедии – это не повод доверять управление страной. Президентом он все равно не стал.
Польша оправилась от удара. Как и много раз до этого, во время и между войн. Единственное что бесит – некоторые люди обеих стран пытаются сделать на этой трагедии карьеры. Одни делают очки на «новом русском катынском заговоре», другие говорят, что «внутренние разногласия в Польше привели к устранению конкурентов на территории России, чтобы использовать старую рану Катыни в своих интересах».
Рассудительный человек в это не поверит. Даже если есть много вопросов к тому же докладу МАК. Мы знаем себя и еще хорошо помним русских. В этой трагедии, на мой взгляд, есть вина обеих сторон. Главное – сделать из нее выводы и не доводить до того, чтобы политики использовали смерть людей для того, чтобы стравливать народы, зарабатывая политические бонусы.
Комментарии
Юстина Влодарчик, Варшава:
Мое мнение: это большая трагедия, на которой политики зарабатывают себе очки. Я все же склонна больше верить тем, кто говорит, что виноваты службы аэропорта в России, где разбился самолет. Им нельзя было разрешать посадку в таких условиях.
Я не верю в какие-то заговоры и что катастрофу кто-то подстроил. Просто аэропорт не правильно дал представление о погоде, и пилот решил рискнуть.
Еще говорят, что самолет был в стороне от полосы и якобы русские виноваты, что его туда завели. Но я не верю, что это было специально сделано.
Что до генерала в кабине пилотов, то все понимают, если генерал попросит – подчиненные ему не откажут. Может, он попросил экипаж постараться зайти на посадку, так как все хотели успеть на церемонию.
Но если все же стараться искать виновного, все же думаю, что тут многие виноваты и поляки тоже.
Марта Прус, Варшава:
В Польше с самого начала было настороженное отношение к расследованию аварии. Полякам не понравились слова о «психологическом давлении в кабине пилотов со стороны главкома ВВС». В Польше считают, что он не оказывал давления, а только пытался помочь экипажу во время их работы, так что если самолету придется пойти на запасной аэродром, он мог защитить своих подчиненных, так чтобы никто не мог сказать, что они могли сесть, но перестраховались.
Здесь большинство считает версию нашего комитета более правдивой, в которой говорится, что именно службы аэропорта испытывали давление от своего начальства, которые требовали, чтобы они посадили самолет. Поэтому, они и дали пилоту возможность захода на пробную посадку, что было очень опасно.
От редакции
Вот такие, как минимум, неоднозначные оценки результатов расследования авиакатастрофы преобладают сейчас в Польше как среди журналистов, так и среди простых граждан. На первый взгляд, эти комментарии могут показаться несправедливыми, ведь даже польские эксперты соглашаются с основными выводами доклада МАК. Именно польский экипаж совершил череду роковых ошибок, послуживших непосредственной причиной катастрофы.
Но все же мы не должны упускать из внимания два существенных факта. Первый заключается в том, что эту катастрофу поляки воспринимают через призму очень непростых отношений с Россией в течение десятков последних лет. В них были и долгое (а также абсолютно бессмысленное ) отрицание с российской стороны очевидных фактов Катынской трагедии, и «торговые войны», и зависимость от энергоресурсов. Хотя ситуация понемногу меняется в лучшую сторону, историческая обида (оправданная, или незаслуженная, это по сути не так уж важно) пока еще остается. Поэтому плохой мыслью будет вытаскивать в очередной раз на свет истлевшие исторические скелеты из шкафа, как это делают сейчас некоторые СМИ: «Ах, вы про Катынь? А вот мы вам про красноармейцев 20-х годов, как оно вам?». Тех людей, и той исторической обстановки уже давно нет, и надо набраться мужества перевернуть наконец эти страницы и идти дальше, и нам, и им.
А второй факт заключается в том, что далеко не все так уж безоблачно в наших отчетах. И опубликованные переговоры диспетчеров – тому яркое подтверждение. Оставим специалистам анализ технических особенностей, и посмотрим на них лишь с точки зрения организации процесса, и порядка на аэродроме.
Первое, что бросается в глаза – «они матом не ругаются, они на нем разговаривают». Ощущение, что мы читаем стенограмму разговоров в «очень средней» провинциальной воинской части, больной одновременно всеми болячками российской армии, а не переговоры диспетчеров, принимающих международный борт. Далее мы видим, как оба польских борта на подлете к аэропорту запрашивают данные на английском, как и положено, а ответ получают… на русском, или странной смеси русского и английского. На этой же дикой смеси ведутся дальше все переговоры. Что же, диспетчеры не знают стандартного языка общения на международных авиарейсах? и могут ли они быть уверены, что поляки поняли их фразы на русском?
При этом по взлетной полосе из одного места в другое гоняется оцепление, на ходу выставляется положение осветительных приборов, отсутствуют достоверные данные о погоде, а руководители постоянно звонят по телефонам и выясняют, что же им все-таки делать с этим так некстати прилетевшим самолетом.
Но самый главный вопрос заключается в том, что наш диспетчер постоянно говорит, что польский борт находится «на курсе, в глиссаде», тогда как по реконструкции посадки видно, что сначала самолет находится выше глиссады, а затем слишком резко снижается и перед падением находится ниже ее. Что это – человеческий фактор или неточность приборов? Могло ли это послужить причиной трагедии, либо это не играло решающей роли?
Для окончательного понимания ситуации, хотелось бы, чтобы МАК дал ответы и на эти вопросы.