Сияли купола, падали яблоки…
Первое, что бросилось в глаза, это предупреждение на воротах: «Братья и сестры, въезд автомобилей на территорию монастыря запрещен!» Желтенькая такая табличка. Чуть ниже – дырочка, видимо, выполняющая функцию дверного глазка. А первые звуки, которые донеслись до моих ушей – нет, не колокольный звон… Азиатская речь. Два человека в рабочих одеждах зашли во внутренний двор справа от ворот – судя по всему, гастарбайтеры. Сначала не поверила, потом вспомнила о реалиях нашего, 21 века.
Несмотря на первые – прямо скажем, не слишком приятные из-за громкой гортанной речи – ощущения, монастырский комплекс поразил своим величием, тишиной и спокойствием. Мощенные старым кирпичом дорожки, покрытые свежей побелкой бордюры, молодые лиственницы справа и слева от монастырских «тротуаров». На чистеньких подстриженных газонах еле виднеются «дикие» тропинки, но ступать на них почему-то очень стыдно.
Лавочки, на которых можно спокойно посидеть и полюбоваться обновленной стариной. Маленькие голубые ели, березы, клены, липы – все эти деревья тоже наличествуют. В начале сентября они еще были зелеными, только трава своей пожелтелостью подсказывала, что скоро осень. И яблоки. Яблок вокруг сестринского корпуса – лоскутный разноцветный ковер. Шмяк, шмяк – падают замертво на теплую еще землю.
Народу немного, за два часа моего пребывания на монастырской земле прогулочным шагом прошествовали человек десять. В основном, люди пожилые. Шли на поклон к чудотворной иконе Божией Матери «Млекопитательницы», которая в тот день пребывала в Храме Рождества Богородицы. Храм, кстати, полностью отреставрирован, свежее позолоченные купола сияли в свете сентябрьского солнца. Сказать, что это красивое зрелище – значит, почти ничего не сказать. Это надо видеть, желательно, поскорей, пока не зарядили нудные октябрьские дожди.
Вспомнились последние годы прошлого века – три любознательных пионера, отлучившись без спроса из лагеря, бродят по заваленным всяким хламом монастырским подвалам. Мечтали мы тогда разыскать поземный ход, который, по слухам, соединял этот монастырь и Пощуповский (Иоанно-Богословский), что на другом берегу Старицы. Но нашли только пустые бутылки из-под лимонада, битые кирпичи, осколки-обрывки и другие отходы жизнедеятельности человека. Опечаленные и пропахшие каким-то тленом, вернулись в лагерь, где и получили вполне заслуженный фитиль.
Еще из интересного для мирского обывателя: скотный двор и возможность купить молоко от самых настоящих монастырских коров (что и делают местные жители, а также отдыхающие близлежащих санаториев). На внутренние территории монастыря вход, конечно, запрещен, но при открытых воротах и полном отсутствии народа моя маленькая экскурсия осталась никем не замеченной. Хоздвор большой: справа – коровник (всего 14 коров), стойла для лошади с жеребенком. Обитательниц увидеть не довелось – они были на выпасе. Слева, за сеткой-рабицей, куры со своими петухами. Любопытное зрелище – куриная суета под «забором», которому несколько веков от роду. Кстати, территория очень чистая и ухоженная.
Со своим уставом не примут
Когда понимаешь, что пора садиться в машину, выстаивать в пробках и возвращаться к работе, возникает мимолетное желание остаться в этой обители тишины и покоя в каком угодно качестве. Но стать монахиней (если кто подумал именно об этом) не так-то просто. И уж совсем никогда не стать даже инокиней, если вы просто бежите от несчастной любви, отсутствия работы или жилья. Для начала нужно искренне поверить в Бога, узнать основные церковные правила и молитвы, заиметь сильное желание и твердое убеждение отрешиться от мирской жизни. Приехать сюда паломницей, ознакомиться с монастырем, его укладом и насельницами. Если желание остаться в монастыре не исчезло, стать трудницей – они выполняют тяжелую, «черную» работу на кухне и на скотном дворе, или в храме (мытье полов, уборка, чистка подсвечников).
Насельницы и игуменья присматриваются к труднице: не ленива ли, не грубит ли людям, старается ли выполнить работу прилежно. Если обе стороны все устраивает… начинается вполне мирской, «справочный» этап жизни. Нужно собрать справки о состоянии здоровья, предъявить документы о разводе (если была замужем) и о том, что дети уже взрослые (если таковые имеются) и живут самостоятельной жизнью. Написать заявление о своем желании принять сан инокини. В общем, все как в обычном муниципальном учреждении.
Даже если трудницу сочли достойной для принятия сана инокини, ей все равно придется сталкиваться с «гражданской» стороной жизни, которая идет за многовековой монастырской стеной. К примеру, регулярно сдавать анализы для медкнижки, ведь обитательницы монастыря и на кухне с продуктами работают, и творог с маслом из молока своих коров изготавливают. Да и так в мирскую поликлинику приходится являться, «если вдруг что». Со внешним миром разрешено связываться по городскому телефону, наличие мобильной связи – привилегия церковного руководства. Отлучки из монастыря также разрешены, но только по письменному заявлению с объяснением, куда, зачем, на какое время. Каждый такой шаг – только с разрешения и благословления игуменьи.
Живут насельницы в доме, похожим на общежитие: длинный коридор, кельи, единая душевая и санузел на всех обитательниц. Кельи – маленькие общежитские комнатки со всей необходимой мебелью: кровать, стол, стул, лампа, одежный шкаф. Полки для церковных книг. Газовое отопление. Без излишеств, но с удобствами.
На данный момент в обители проживет всего 4 монахини. У каждой обитательницы монастыря свои причины отгородиться от мира. Но, что показательно, почти каждая из них «состоялась» вмиру, имела достойную работу, мужа, и детей. И высшее образование.
Газу мне, газу!
Признаться, в любую церковь захожу с опаской: постоянно сталкиваюсь с хамством и грубостью служащих там женщин в темных одеяниях. Никогда не разбиралась, кто они – добровольные помощницы или инокини. Но порцию шипящих упреков всегда получала: то со слишком радостным лицом в храм заявилась, то «бессовестная, в портках» (кстати, в черных классических брюках), то в ящик для пожертвований чересчур мятую сотенную положила. И до сих пор не знаю, к кому обратиться с вопросами: неужели Бога интересует, в какой одежде я зашла в храм, какую денежку пожертвовала? А главное – он принимает только опечаленных и страдающих, или радостное благодарение за крепкое здоровье ребенка тоже выслушает? В общем, зашла. Поблагодарила святых за то, что у меня есть, и чего нет (значит, и не надо). И потихоньку потянуло меня обратно, в город, к семье и работе, к выхлопным газам и далеко не благословенному Интернету. К привычной городской жизни, то бишь.
Последнее, что я увидела на выходе из монастыря, – это женщину, похожую на игуменью, отъезжающую на пассажирском сиденье машины, похожей на ярко-красную «Ладу-Приору». Виденье, или галлюцинация от долгой прогулки на свежем воздухе?
